Цивилизация права: по лезвию между двух анархий - Александр Федосюк

Специфика древнекитайской армии определялась одновременным существованием в ней двух типов «военных организаций»: самообеспечиваемых военных поселений138 и «снабжаемой из амбаров»139 регулярной дворцовой гвардии, выполнявшей, в то же время, полицейские функции.

Порядок защиты имущественных прав регулировался не системой права, а совокупностью обычаев, «принципов», включавшей «Чжоуские ритуалы»140 и традиции конфуцианства141. Т.о., базирующийся на правовых нормах, «букве закона» «механизм правового регулирования» (в данном случае, – регулирование гражданско—правовой защиты имущественных прав субъектов), в его современном понимании, обозначенном А. В. Кудашкиным142, – отсутствовал как таковой. По словам А. В. Кудашкина: «механизм правового регулирования… непосредственно базируется на государственно—властных полномочиях государственных органов и… должностных лиц»143 и включает:

обязывающие юридические нормы;

строго регламентированные права и обязанности субъектов;

нормативно отрегулированный порядок исполнения обязанностей и условия реализации права требовать исполнения обязанностей.

Заменяющий его в условиях «административного» государственного режима и обозначенный В. Д. Сорокиным «стабильный и устойчивый… механизм управления социальными процессами» базируется на «социальных нормах (мораль, традиции, обычаи)», соответствующих не требованиям нормативных актов, а «реальным интересам, потребностям, ценностным ориентациям коллективов и отдельных личностей». Для этого «государственные решения, предписания… должны быть переведены в реальное поведение коллективов, социальных групп и каждого члена общества»144 и потенциально могут быть выражены в законодательстве в виде принципов права.

Подобная «видимая форма действительных отношений, отличная от внутренней связи, играет вместе с тем – именно своей обособленностью – роль самостоятельного механизма в управлении реальными процессами на поверхности системы»145. Но «стойкое и последовательное отличение позитивного права как действительной формы объективного права и его превращенной формы составляет необходимое условие, по крайней мере, научного анализа законодательства и практики его применения»146.

В Древнем Китае данный «механизм» («механизм управления социальными процессами») опирался на децентрализованные государственно—властные полномочия должностных лиц и государственных органов и регулировался «в основном, специфическим методом субординации»147. Устанавливал, поддерживал на морально—этическом и религиозном уровне:

Приоритет личностно—мотивированных интересов «отцов—правителей».

Систему строжайшего отбора на должности всесильных чиновников—мандаринов148.

Антагонистическое взаимно—контрольное «равновесие» силовых структур: судебного «ведомства наказаний», чиновного аппарата мандаринов и цензорского контроля; а также, двух типов «военных организаций».

Первооснова его, – трактат «Чжоу—ли», содержит описание ритуалов, жертвоприношений, календари, описание ремесел и бессистемные ситуативные административные указы149, – определяющие: положение граждан и должностных лиц государства (в том числе, – военных чинов); правила вознаграждения; поместного, имущественного или денежного жалованья; штрафов; размер и порядок взыскания податей; объем нормотворческих, распорядительных и судебных полномочий чиновников (иерархию, цели, объем и регион их деятельности). Но, к сожалению, данная Сумма философских концепций, традиций и обычаев не способна заменить единую общегосударственную Систему «правового регулирования».

Одноуровневая Сумма не есть многоступенчатая Система.

Тем не менее, данная компиляция неправовых субъективно-толкуемых (морально-этических) «принципов», безусловно, послужила устойчивым 4-х тысячелетним фундаментом построения обозначенного В.Д.Сорокиным «механизма управления социальными процессами» – основы «неорганичной» социальной системы Древнего Китая.

Общеизвестно, что подобные категории нестатичны и при явном рекомендательном характере оставляют значительную свободу широкой административной интерпретации.

В результате, имущественные права субъектов Китая (в том числе, «военных организаций») повсеместно игнорировались в угоду личным интересам чиновников150. Отсутствие единой судебно—договорной системы защиты имущественных прав очевидно объясняет злоупотребления со стороны не только администраторов, но и со стороны инспекторов, проверявших военные поселения151.

Данный факт, при наличии установленного конфуцианством «отцовского» персонального авторитета чиновников, инициировал и поддерживал «субъективно—административный» произвол. Вариативность выбора чиновниками путей реализации указанных императорами общегосударственных целей зависела исключительно от объема личных, субъективных чиновных привилегий.

Фактически, работа «механизма управления социальными процессами» на протяжении почти всей четырехтысячелетней истории Китая основывалась на принципе, сходном с ленинским принципом «демократического централизма»152, согласно которому центральное руководство партии концептуально обозначало направления развития государства и контролировало их соблюдение. При этом местным органам власти (местным советам) предоставлялась достаточная широта полномочий при реализации общей, единой «Линии партии».

Указанные факторы предопределили неэффективность развития в единой Китайской империи системы судебно—договорных путей защиты имущественных прав, ввиду фактического отсутствия централизованного гражданского законодательства и единообразного судопроизводства. На практике же, как для «военных», так и для «гражданских» организаций устанавливался приоритет единственного и исключительного пути оптимальной «защиты прав» (по сути, – защиты не «прав», а субъективных «привилегий»), – «административно—привилегированная»153 самозащита. Подобную защиту (не по закону, а по ситуации – частным волевым решением) вынужден был применять даже император при восстановлении порядка в своей вотчине – государстве154.

Таким образом, империя Китая (хотя вроде бы внешне и сходная с Вавилонским царством по обозначенным ранее – поверхностным экономическим основам построения государства и по внешним, принятым ныне историческим критериям – форме правления), тем не менее, строилась на базе ярко выраженного «административного» государственного режима и несла в себе коренное, юридически-значимое отличие от единозаконной, «гражданско-правовой» основы «правового регулирования» Вавилона. А тысячелетняя неизменность и устойчивость «неорганичной» социальной системы Древнего Китая (казалось бы, априори, по определению, чрезвычайно-нацеленной и нестатичной), объясняется только отсутствием в ней радикальных системных противоречий:

во—первых, – между внешним политически—нестабильным окружением государства и основами деятельности внутреннего перманентно—нестабильного, «административного» государственного режима, – построенного на личных преимуществах субъектов (силе и привилегиях);

во—вторых, – внутри единой, принятой и правительством и населением системы религиозно—философских взглядов, – конфуцианства, определявшего одновременно и устои государственного режима и базовые принципы реализации общественных («гражданских») отношений;

в—третьих, – внутри китайского государства «механизм управления социальными процессами» в «военных организациях» полностью совпадал с общегосударственным «механизмом». Отсутствовали противоречия между организацией «военной» социальной системы и организацией чрезвычайно-нацеленной «административной» социальной системы китайского государства.

Так, дизельный гусеничный трактор идеально вписывается в бездорожье своей экономичностью, неприхотливостью, ремонтопригодностью и проходимостью, но, в отличие от бензинового, мягкого, комфортного, лакового лимузина, совершенно не коррелируется со скоростным автобаном. Внешние условия (надсистема), потребности заказчика (в нашем случае – руководства государства или иной организации – субъекта гражданского права) и доступная «элементная база» системы всегда отвечают на вопрос необходимой оптимальности конструкции проектируемой системы права (см. работы В.М.Сырых). В данном случае – «гражданско-правовой» («органичной») системы «правового регулирования» способов защиты гражданских прав или «административной» («неорганичной») системы «управления социальными процессами» (см. В.Д.Сорокин).